Форум сайта «Глобус Беларуси»

[Валацуга]

… приветствие РїСЂРё встрече обязательно исходило РѕС‚ того, кто встречал. РћРЅ РіРѕРІРѕСЂРёР» «РµС‚ти», что значило просто «С‚С‹ пришёл». Никаких рукопожатий, лобзаний, обжиманий! ("Дорожный лексикон")

[Валацуга]

Бывали часы и дни, когда он почти полностью терял, интерес к своим бесплодным изысканиям, просто ходил по городу, удивляясь запущенности его прекрасных архитектурных ансамблей, заходил в музеи, церкви, гулял по паркам. Но часто, кстати и некстати, его мозг вдруг пронзала, как игла, мысль: здесь ходил Юрий Гэмо. ("В зеркале забвения")



Незнамов уже не искал самого Юрия Гэмо, даже его следов, а лишь пытался себе представить его городское окружение. Он отказался идти в другой Музей этнографии, Кунсткамеру, где, по словам Зайкина, находился хороший отдел первобытных народов не только Сибири, но и всего остального мира. ("В зеркале забвения")

*** - в своих произведениях Юрий Сергеевич Рытхэу выводил себя под именами - Анатолий Ринтын, Павел Кайо, Юрий Гэмо.

[Валацуга]

Анатолий Федорович часто рассказывал Рѕ чудесном РіРѕСЂРѕРґРµ РЅР° Неве, РѕР± университете, РІ котором РѕРЅ учился. Ребятам трудно было представить себе этот далекий РіРѕСЂРѕРґ, РіРґРµ РјРЅРѕРіРѕ красивых мостов, РЅР° которых стоят бронзовые РєРѕРЅРё; ребята, видевшие лишь РЅРёР·РєРёРµ яранги Рё одноэтажные деревянные РґРѕРјР°, РЅРµ могли поверить, что РїРѕ РєРѕСЂРёРґРѕСЂСѓ главного здания университета можно промчаться РЅР° собачьей упряжке — такой РѕРЅ длинный.



Ринтын расспрашивал Анатолия Федоровича об университете.
- Университет, — задумчиво РѕР±СЉСЏСЃРЅРёР» Анатолий, подыскивая понятные слова, - это самая-самая высшая школа.
- На горе, значит, стоит? - высказывал догадку Ринтын.
- Не на горе, а на самом берегу широкой и красивой реки Невы.



Такие, объяснения давали Ринтыну большой простор для фантазии. Закрыв глаза, он рисовал в своем воображении университет в виде длинного, составленного из таких же больших домов, как Улакская школа, здания. По длинному коридору мчались упряжки, из-под собачьих лап летел на стены снег. Мимо университета текла красивая река с водой необыкновенной окраски, как цвета северного сияния. ("Время таяния снегов")

[Валацуга]

Абитуриент
Этого слова в чукотском языке нет.
Я могу с необыкновенной точностью сказать, когда я впервые услышал его - четвертого ноября тысяча девятьсот сорок восьмого года, поздно вечером, в Ленинграде.
Мы с моим спутником Василием Кайо, наконец-то, после долгого путешествия через всю страну, достигли цели - Ленинграда, где располагался университет, куда мы предполагали поступить.
Мы вышли на привокзальную площадь Восстания и остановились в нерешительности. По площади проносились автомашины, трамваи и странные машины с рогами, цепляющимися за подвешенные провода.



Кроме электрических фонарей электрические искры сыпались с трамвайных дуг, с кончиков этих рогов, наконец, вся эта иллюминация отражалась на мокрой асфальтовой площади. Пахло сыростью, озоном и многими совершенно незнакомыми ароматами.
После расспросов выяснилось, что университет располагается РЅР° Васильевском острове. Слово «РѕСЃС‚СЂРѕРІ» нас несколько озадачило: неужто еще придется РЅР° чем-то плыть РґРѕ этого острова? РћРґРёРЅ добрый человек развеял наши опасения, РѕР±СЉСЏСЃРЅРёРІ, что РЅР° остров ведет РјРѕСЃС‚, РїРѕ которому можно пройти пешком. РќРѕ вообще-то РѕРЅ посоветовал нам сесть РЅР° трамвай номер пять Рё проехаться безо РІСЃСЏРєРёС… хлопот РґРѕ университета.
Но мы уже знали, что на тангитанской земле за все надо платить. А денег у нас оставалось всего-то ничего, и кто знает, во что может нам обойтись неожиданное путешествие на остров.
Выяснилось, что до Васильевского острова прямо по Невскому проспекту, который лежал, сверкая огнями, прямо перед нами, около трех километров. Расстояние, прямо скажем, для нас совершенно пустяковое.
Обойдя со всеми предосторожностями площадь Восстания, мы двинулись на Васильевский остров.



Мы шли, несмотря на мрачную дождливую погоду, с веселым настроением. Да и дождь в городе был какой-то странный: он не состоял из отдельных капель, как обычный, нормальный дождь, а висел тончайшей кисеей, сырой пеленой, однако достаточно прозрачной, чтобы хорошо видеть все окружающее - мрачные дворцы с колоннами, темные входы во дворы, где таилась загадочная, пока непонятная нам жизнь.
Мы оказались на коротком мосту через сравнительно неширокую реку. При въезде на мост высились статуи голых юношей, сдерживающих рвущихся коней. На всякий случай мы осведомились у прохожего, не Нева ли эта река, но он сказал, что это - Фонтанка.
- Фонтанка, - задумчиво повторил Кайо, перекатывая во рту новое слово.



Однако нам пришлось пересекать еще одну реку, которую мы едва заметили. Это была Мойка, как любезно сообщил нам другой прохожий.



� вот, наконец, Нева! Да, это была настоящая, полноводная река, в которой, казалось, отражалось полгорода со всеми зданиями и огнями. Мы не спеша прошли Дворцовый мост, разглядели и узнали Петропавловскую крепость на другом берегу. Мы отчетливо слышали плеск глубокой воды и мощь речного течения.



Перейдя мост, мы свернули налево. Сколько раз я мысленно приближался к заветным дверям университета, о котором мечтал еще в далеком Уэлене! � вот эти двери перед нами, стеклянные, темные. За ними угадывалась какая-то внушительная фигура. Человек был в форме, похожей на ту, которую носили капитаны арктических ледоколов.



Мы робко постучали.
Человек медленно приоткрыл дверь и глухо спросил:
- Вы кто такие? Абитуриенты?
Незнакомое слово ударило меня, и я стал вспоминать, что бы оно значило. Может быть, он имеет в виду национальность?
Откашлявшись, я представился:
- Нет, РјС‹ РЅРµ абитуриенты… РњС‹ - чукчи!
- Ах, чукчи! - многозначительно протянул важный человек и медленно, но плотно прикрыл дверь.
Мы переглянулись с другом: не ожидали такой реакции на нашу этническую самоидентификацию.
- Не надо было говорить, что мы чукчи, - попрекнул меня друг.
- Но и не абитуриенты! - возразил я. Важный человек в адмиральском мундире растворился в туманной глубине главного здания Ленинградского университета.
Вторую попытку проникнуть в университет мы отложили на утро.
Вопрос о ночлеге нас не очень заботил, хотя было промозгло сыро, но вполне тепло.
Двигаясь по набережной, мы набрели на двух каменных сфинксов. Под ними находились каменные скамьи, на которых мы отлично выспались.
РќР° следующий день РјС‹ узнали, наконец, точное значение слова «Р°Р±РёС‚уриент».
("Дорожный лексикон")

[Валацуга]

Когда ребята прошли закопченные аркады Гостиного Двора, Коравье вдруг потянул носом и сказал:
— Чую большую РІРѕРґСѓ.
Но прежде встречи с Невой по правую руку предстала арка Главного штаба, воспроизведенная во многих книгах о революции. Ее невозможно было не узнать: именно через эту узкую каменную горловину толпы матросов и красногвардейцев ринулись на штурм Зимнего дворца, родового жилища самодержцев. Сам Зимний дворец предстал сквозь пелену дождя неожиданно низкорослым, не столь внушительным, как ожидалось.





Все невольно замедлили шаг, но Гэмо прикрикнул:
— Впереди большой РјРѕСЃС‚!
Река Нева оказалась многоводной и величественной. Пожалуй, только великая чукотская река Анадырь могла сравниться с ней. � сам мост показался бесконечно длинным, гремящим и вздрагивающим под проходящим трамваем. Внизу бурлила черная вода, и оттуда явственно несло сырой свежестью. Гэмо даже почудился рыбный запах, отличающий коричневую воду Анадырского лимана. Возможно, и здесь, в глубине темной воды, плывут косяки неведомых русских рыб, устремляясь в воды Балтийского моря.


("В зеркале забвения")

[Валацуга]

Гостиный двор походил на человеческий муравейник. Живой, нескончаемый поток людей струился под аркадами, выплескивался на тротуар, снова исчезал за стеклянными витринами, протянувшимися по всему фасаду здания в два этажа. ("Дорога в Ленинград")

[Валацуга]

Спрыгнув с трамвая, Кайо увидел вдалеке коней. Они вздыбились над мостом. Кайо остановился, ожидая, что они вот-вот станут на ноги и поскачут по Невскому проспекту, распугивая людскую толпу. Только через некоторое время он догадался, что это скульптуры. Да и то после того, как разглядел голых мужчин, удерживающих коней. �х нагота в эту холодную морось выглядела неправдоподобной и снимала волшебство живого восприятия.



Переложив в другую руку фанерный чемодан, Кайо двинулся по Невскому, зная из рассказов спутников по поезду, что где-то там впереди есть большой мост, а за ним и университет, куда он держал путь.
Взойдя на Аничков мост, Кайо оглядел каждую конскую фигуру, дивясь мастерству скульптора, который сумел изобразить даже отдельные прожилки, проступающие сквозь толстую кожу. Напряжение мускулов было таким живым, что возле коней было тепло, и пар, исходивший от разгоряченных лошадиных тел, явственно доходил до озябшего Кайо.



Он даже подумал, а нет ли внутри коней особых трубочек с горячей водой, от которых темный металл будто теплеет?
Наглядевшись РЅР° коней Рё прочитав надпись, удостоверявшую, что РёС… «Р»РµРїРёР» Рё отливал барон фон Клодт», Кайо зашагал дальше, оставив слева огромный квартал Гостиного дворца СЃРѕ следами недавнего пожара. РџСЂРѕР№РґСЏ немного, Кайо остановился Сѓ щелястого забора. Р’ раскрытые ворота виднелись работавшие люди. Строители восстанавливали разрушенный РґРѕРј.


("Дорога в Ленинград")

[Валацуга]

– Рђ РіРґРµ будем спать? – СЃРїСЂРѕСЃРёР» Кайон.
– Надо устроиться РЅР° берегу,– решил Ринтын.– Это приметное место. РЎ утра пойдем РїСЂСЏРјРѕ РІ университет.
Они снова пересекли трамвайную линию и остановились. Прямо на них смотрел каменный сфинкс. Ринтын повернулся и увидел второго. У этого был отбит подбородок, и он выглядел добродушнее.



Взгляды обоях каменных чудовищ были устремлены вдаль, поверх многоэтажных дворцов, золотых шпилей и куполов, поверх мостов и бегущих по ним трамваев. Сфинксы смотрели в свое прошлое, в покинутую родную пустыню.
– “Сфинкс РёР· древних Фив РІ Египте перевезен РІ град Святого Петра РІ 1832 РіРѕРґСѓ”,– РіСЂРѕРјРєРѕ прочитал надпись Кайон Рё сказал: – Земляк.



– Какой же РѕРЅ земляк? – удивился Ринтын.– Читай: “РёР· древних Фив РІ Египте…”
– Р’ том смысле земляк, что тоже издалека,– РїРѕСЏСЃРЅРёР» Кайон.– Хоть Р±С‹ улыбнулся нам… Рђ что-то Сѓ РЅРёС… РІ лицах есть… Да, Ринтын? Р’СЂРѕРґРµ улыбки?
Кайон смотрел на каменные чудовища, громко говорил, но чувствовалось, что он немножко растерян, ему еще не верится, что наконец-то кончилась долгая дорога, завтра им не нужно никуда ехать. Он сдвинул шапку на затылок, открыв выпуклый, выдающийся вперед, как у олененка, лоб; узкие, широко расставленные глаза блестели от возбуждения и любопытства.
Под сфинксами у самой воды стояла полукруглая каменная скамья.
– Здесь Рё устроимся,– сказал Ринтын.– Можно даже лечь.
Ребята спустились к воде, поставили чемоданы на каменную скамью, уселись и блаженно вытянули ноги.



– Устал,– РІР·РґРѕС…РЅСѓР» Кайон.
– РЇ тоже,– признался Ринтын.– Знаешь, Р° ведь прошли-то РјС‹ совсем немного. Больше ехали.
– Это потому что ходили РїРѕ камню,– догадался Кайон.– Ведь тундра мягкая, Р° тут земля закрыта асфальтом Рё придавлена камнем. ("Время таяния снегов")
***
Здешний дождь отличался тем, что весь окружающий воздух был пронизан, пропитан влагой, сочащейся отовсюду. Привычных, обыкновенных капель не было. Потолкавшись на набережной, остерегаясь углубляться в каменные ущелья улиц, ребята пристроились под египетскими сфинксами напротив Академии художеств.
Гэмо почти не спал. Он думал, что с рассветом, который с трудом пробивался сквозь сырую пелену, для него начнется не только новый день, но и совершенно новая жизнь, непохожая на ту, которая осталась в древнем Уэлене. ("В зеркале забвения")
***



Все зимние каникулы Ринтын работал над книгой, а когда уставал, отправлялся гулять по городу, который уже становился для него ближе, понятнее. Он подходил к сфинксам, как к старым знакомым, и, если никого вокруг не было, тихо здоровался с ними. ("Время таяния снегов")
***



С того вечера мы стали встречаться чуть ли не каждый день. Не сговариваясь заранее, мы сходились под египетскими сфинксами, на гранитной скамье, спускающейся к воде.
Появлялось доверие друг к другу, и я с удивлением открывал казавшийся мне ранее невозможным интерес русского человека к простои, повседневной жизни рожденного в невообразимой дали человека, к моим отношениям и чувствам к родителям, друзьям и знакомым. ("Путешествие в молодость, или Время красной морошки")

[Валацуга]

Ребята долго ждали, пока между двумя мостами не будет трамвая. Они быстро перебежали линию.
– РўС‹ смотри! – толкнул Ринтын РґСЂСѓРіР°.– Кто жил здесь!
На фасаде тесно лепились мемориальные доски: Павлов, Стеклов, Якоби, Карпинский, Ферсман, Чебышев, Остроградский.



– Р’РѕС‚ это РґР°! – РїСЂРѕРіРѕРІРѕСЂРёР» Ринтын.– Столько знаменитостей!
РћРЅРё медленно обошли фасад, читая каждую РґРѕСЃРєСѓ. Шепча РїСЂРѕ себя великие имена, РѕРЅРё испытывали восхищение перед этими людьми, украсившими человечество СЃРІРѕРёРј талантом, СЃРІРѕРёРј СѓРјРѕРј. Ведь СЂСЏРґРѕРј университет. Так ли РѕРЅРё начинали, как завтра начнут Ринтын Рё Кайон?.. Тоже приехали издалека… Голова кружится. Будто взобрался РЅР° высоту Рё смотришь оттуда РЅР° пенные следы волн, угоняемых ветром вдаль РѕС‚ берега. ("Время таяния снегов")

[Валацуга]

У ног плескалась вода. На другом берегу реки тускло блестел огромный купол собора �саакия. Ринтын узнал собор, который раньше видел на фотографиях.
– Р’ этом СЃРѕР±РѕСЂРµ РІРёСЃРёС‚ маятник Фуко. РћРЅ показывает вращение Земли,– сообщил РѕРЅ Кайону.



… Р’ поисках прохлады Ринтын СѓС…РѕРґРёР» РІ РіРѕСЂРѕРґСЃРєРёРµ парки, сидел СЃ РєРЅРёРіРѕР№ РїРѕРґ тенью деревьев. Р�Р· большого сада возле Адмиралтейства был хорошо виден Р�саакиевский СЃРѕР±РѕСЂ.



Глядя на его блестящий купол, Ринтын невольно задумывался о первоначальном назначении этого огромного здания, в котором сегодня маятник Фуко доказывал вращение Земли. � вообще эти пышные церковные здания возбуждали у него любопытство, хотя во многих из них, как он знал, давно не проводились богослужения.



…РљСѓРїРѕР» Р�саакия вторым солнцем блестел РІ РіРѕСЂРѕРґРµ, Рё, РЅРµ прижмурившись, больно было смотреть РЅР° него. ("Время таяния снегов")

[Валацуга]

Только сейчас, РєРѕРіРґР° Кайон заснул, Ринтын осознал, что РѕРЅ РІ Ленинграде, РІ РіРѕСЂРѕРґРµ, Рѕ котором мечтал РјРЅРѕРіРѕ лет, видел РІРѕ снах, грезил наяву, читал РІ книгах… Р’РѕС‚ РѕРЅ, лежит РІРѕРєСЂСѓРі: Р·Р° рекой, Р·Р° СЃРїРёРЅРѕР№, справа Рё слева – огромный, живой, еще непонятный… Сегодняшний день еще принадлежал тому Ринтыну, который мечтал Рѕ Ленинграде, Р° завтра начнется новая жизнь, Рё сам Ринтын станет РґСЂСѓРіРёРј, оставившим Р·Р° чертой РґРЅСЏ Рё ночи детство Рё отрочество.
Сгущалась темнота. Над рекой поднимался ночной туман. Ринтын привалился СЃРїРёРЅРѕР№ Рє холодному камню Рё закрыл глаза. РћРЅ часто просыпался Рё каждый раз видел РѕРґРёРЅ Рё тот же СЃРѕРЅ: РѕРЅ СЃРїРёС‚ РЅР° берегу РјРѕСЂСЏ, Р° РІ ногах шумит океанский РїСЂРёР±РѕР№. РЎРѕРЅ возвращал его РЅР° СЂРѕРґРёРЅСѓ, РЅР° холодное ветровое побережье Рё, просыпаясь, РѕРЅ ожидал увидеть СЃРёРЅРёРµ РіРѕСЂС‹, дальние мысы, льдины, освещенные РЅРёР·РєРёРј полуночным солнцем, услышать птичий РіРѕРјРѕРЅ над горным ручьем… РќРѕ река плескалась тихо, сфинксы безмолвствовали, Р° океанский РіСѓР» шел отовсюду, РѕС‚ всего РіРѕСЂРѕРґР°.
РЎРєРІРѕР·СЊ туман пробился рассвет. Вместе СЃ РЅРёРј откуда-то справа донеслись пароходные РіСѓРґРєРё. Ринтыну невольно пришли РЅР° память РґРЅРё, РєРѕРіРґР° РѕРЅ работал грузчиком РІ бухте Гуврэль. Как РјРЅРѕРіРѕ осталось позади! Если вспомнить день Р·Р° днем, получится, что прожито РЅРµ так СѓР¶ мало… Ринтын усмехнулся РїСЂРѕ себя Рё посмотрел РЅР° проступивший СЃРєРІРѕР·СЊ туман РјРѕСЃС‚. Что такое! РњРѕСЃС‚ переломился пополам! Ринтын глянул налево. Р� этот РјРѕСЃС‚ задрал Рє небу РґРІРµ СЃРІРѕРё половинки.



Ринтын растолкал Кайона.
– Что случилось? – Кайон недовольно протер глаза.
– Гляди, мосты сломались!
– Рћ! – воскликнул Кайон.– Будто распилили Р·Р° ночь! Постой! РЇ РіРґРµ-то читал РѕР± этом. Это называется: разводить мосты… Р’ РєРЅРёРіРµ Рѕ революции читал: РєРѕРіРґР° “РђРІСЂРѕСЂР°” входила РІ Неву, разводили мосты. Точно! ("Время таяния снегов")

[Валацуга]

– Напротив нас РєСѓРїРѕР» Р�саакиевского СЃРѕР±РѕСЂР°, чуть подальше Адмиралтейство… Налево РІ саду памятник “Румянцева победам”. Рђ РІРѕС‚ этот дворец принадлежал Меншикову. Сейчас здесь юридический институт… ("Время таяния снегов")

[Валацуга]

Прошли мимо трехэтажного зеленого здания.
- Здесь помещаются филологический и восточный факультеты, - сказал Голев.



...Широкая двухмаршевая лестница филфака гудела, как пристань во Владивостокском порту.



...Ринтын добрался до своей аудитории. Она оказалась почти обычной классной комнатой, только больших размеров. Стояли столы, стулья, на стене висела черная доска и карта Арктического сектора СССР.
Ринтын сел на свободное место. �з окна открывался вид на Неву, на Адмиралтейство и памятник Петру Первому.
("Время таяния снегов")



Весеннее солнце заливало просторную аудиторию. Недавно вымытые высокие окна смотрели на Неву. С противоположного берега Петр Великий указывал бронзовой рукой на наш университет. ("Путешествие в молодость, или Время красной морошки")

[Валацуга]

Через несколько минут в дверях показался беловолосый старик, поддерживаемый под руку деканом.
— РљСѓСЂСЃ РїРѕ истории освоения Советской Арктики будет читать профессор Р’РёР·Рµ! — РѕР±СЉСЏРІРёР» декан Рё бережно усадил старика РЅР° стул.



Профессор Визе оглядел ряды студентов, вынул из кармана футляр с очками и положил на стол.
Так РІРѕС‚ РѕРЅ, легендарный человек, сподвижник Седова, участник почти всех знаменитых полярных экспедиций конца Рё начала века, человек, предсказавший РІ своем кабинете остров РІ Ледовитом океане, впоследствии названный его именем. Ринтын СЃ волнением вглядывался РІ лицо, изборожденное морщинами, как многолетний лед трещинами. РќР° полярной станции РІ Улаке Рѕ Р’РёР·Рµ говорили СЃ благоговением, Рё Ринтын хорошо знал, что для географов Рё полярников РёРјСЏ Р’РёР·Рµ так же священно, как имена Пржевальского, Потанина…
- Дорогие РґСЂСѓР·СЊСЏ, - послышался глухой, едва слышный голос лектора. — РњРЅРµ особенно приятно читать РєСѓСЂСЃ вам, - продолжал профессор, - чья жизнь РїСЂРѕС…РѕРґРёС‚ РІ самых суровых краях нашей планеты. Р� СЏ должен СЃРѕ всей ответственностью полярного исследователя заявить, что, РЅРµ Р±СѓРґСЊ опыта Рё помощи ваших народов, ваших отцов Рё дедов, РјРЅРѕРіРёРµ полярные экспедиции РЅРµ смогли Р±С‹ быть успешными. Р’СЃРµ те сведения, которые СЏ собираюсь преподнести вам РІ своем РєСѓСЂСЃРµ, названном "Р�стория исследования Советской Арктики", добыты СЃ помощью ваших отцов Рё дедов… Позвольте выразить вам глубочайшее чувство благодарности Рё восхищения…
После краткого вступления, взволновавшего студентов, профессор Р’РёР·Рµ начал неторопливо рассказывать Рѕ легендарной ледяной стране Туле — Арктике, Рѕ первых сведениях Рѕ ней, полученных древним путешественником Пифеем.
Профессор РіРѕРІРѕСЂРёР» Рѕ далеких, пустынных, покрытых льдами берегах СЃ такой любовью, словно РѕРЅРё были его СЂРѕРґРёРЅРѕР№. Рђ Ринтыну виделся СЃ высоты мыса Берингов пролив, конец РѕРґРЅРѕРіРѕ материка планеты Земля - РђР·РёРё Рё начало РґСЂСѓРіРѕР№ половины земного шара - Америки. Р� здесь, РІ аудитории Ленинградского университета, РѕРЅ СЃ удивительной отчетливостью еще раз осознал истину, что родился Рё жил РѕРЅ РІ замечательнейшем месте Земли, там, РєСѓРґР° стремились великие путешественники Европы Рё РђР·РёРё, Если убрать СЃ глобуса или карты РјРёСЂР° Берингов пролив, мыс Дежнева, мыс принца Уэльского, лицо планеты изменит СЃРІРѕРё очертания, станет РґСЂСѓРіРёРј. Пусть Чукотка РЅРµ РЅРѕСЃРёС‚ наряд РёР· роскошных лесов Рё берега ее омывают студеные волны, без нее немыслим лик Земли — СЂРѕРґРёРЅС‹ всех людей… ("Время таяния снегов")

[Валацуга]

А там во дворе, в начале пятидесятых, располагалось общежитие, где в одной из комнат Гэмо получил койку. Студентов-северян раскидали по разным комнатам, смешали со студентами других факультетов. В общем-то, это было правильно: привыкание к жизни в большом городе протекало гораздо быстрее. В комнате проживали, в основном, филологи, но был один экономист, слепой аспирант Самцов, который каждый раз, входя в комнату, палкой попадал на постель Гэмо и ворошил, оставляя на наволочке темные, грязные пятна.
("В зеркале забвения")



Перед сном я пересекал двор филологического факультета и выходил на полчаса на Университетскую набережную



...� в который раз на меня накатила тоска, щемяще-сладкая боль в сердце, затруднилось дыхание, будто в этой просторной комнате с высокими окнами на Филологический переулок вдруг разредился воздух, как случалось в сильную пургу.
("Путешествие в молодость, или время красной морошки")